– Если хотите вылечить дочь, найдите ее биологического отца
Первая глава из книги “Развод. Подари нам Жизнь”, Анна Гур. Когда я читаю любовные романы на тему больных детей, мое сердце не на месте. Согласитесь, в реальной жизни пройти через подобные сюжеты не хочется. Но а литературе возможно все: как болезнь, так и исцеление. Рекомендую почитать! Ваша Маша.
– Евгения Ивановна, добрый день, вас беспокоит Скворцова, старший воспитатель детского сада…
Стоит услышать сухой голос в трубке, как у меня сердце сжимается. Ощущение надвигающейся беды вымораживает, и я сразу же подрываюсь с вопросом:
– Что с Леной?! Что с моей доченькой?!
– Вашей дочке стало плохо, мы вызвали скорую. Вам нужно срочно приехать. Без вас ребенка не госпитализируют.
Ровный голос женщины лишен хоть какого-то оттенка чувств, а у меня от ее слов все перед глазами темнеет.
– Что?! Я… я сейчас… я уже еду!
Выговариваю, теряя себя, вскакиваю, цепляю сумку, хватаю пальто и мчу вперед.
– Женя… ты куда?! Что случилось?! – кричит мне вслед коллега.
– Лика! Объясни все начальнице! Моей доченьке… Лене плохо стало… я… мне нужно срочно бежать в сад…
– Боже… не беспокойся! Все решу с Гавриловной!
– Спасибо!
Бегу к лифту, жму на кнопку вызова.
Сколько раз я ее нажимаю?!
Не знаю.
Только кажется, что чертов лифт застрял! Время тянется как резина, и я просто тыкаю еще несколько раз пальцем, но… в итоге просто срываюсь с места и бегу к лестнице.
Я спускаюсь неуклюже, просто слетаю, перепрыгиваю, чуть не падаю на ступеньках. Перед глазами пелена, стук сердца в висках.
Вашей дочке стало плохо…
Сердце сжимается. Оно будто биться забывает. Запыхавшись, я вылетаю из здания, где расположен офис нашей маленькой компании, мокрый снег сразу же ударяет в лицо – наотмашь, болезненно.
Слякоть и непогода ранней весны сразу же проскальзывают под незастегнутое пальто, вода из лужи обрызгивает колготки.
Не помня себя, я лечу к остановке, где обычно жду автобус, вспоминая, что там почти всегда дежурят таксисты.
Просто цепляю первую попавшуюся машину и залетаю внутрь.
– Детский сад «Ласточка», – выпаливаю адрес, – умоляю вас, только быстро… прошу…
– Превышать не буду. Штраф в пять тысяч платить неохота, – спокойно отвечает водитель, а затем бросает взгляд в зеркало заднего вида.
– Что случилось девушка? – спрашивает усатый мужчина. – На вас лица нет…
– У меня ребенку плохо стало в садике…
– Ай-яй-яй… – выдает нараспев с акцентом и выруливает, затем прибавляет газу, а я выхватываю трясущимися пальцами телефон и звоню Василию
Муж не отвечает, а я все названиваю ему… пока не сбрасывает!
Сбрасывает!
Прикрываю веки. Жмурюсь. Пытаюсь затолкать панику глубоко внутрь себя, но…
Так страшно становится. Так непреодолимо страшно. Закусываю губу. Смотрю вперед, все хочется попросить, чтобы упитанный таксист поднажал, но я понимаю, что это уже будет слишком.
В конце концов, мне нужно добраться до моего ребенка живой… а при такой плохой видимости можно и в аварию попасть.
Дождь усиливается, в какой-то момент превращаясь в непроглядный ливень, а я вновь названиваю мужу. И вновь его телефон не отвечает.
– Вася, ну возьми же трубку… возьми…
Выговариваю в никуда, но, разумеется, звонок остается без ответа, а затем и вовсе голос робота оповещает о том, что телефон абонента либо выключен, либо вне зоны связи…
– Доехали, девушка!
Наконец таксист выруливает и останавливается у садика моей девочки. Вижу карету скорой помощи, и сердце мое кровью обливается.
Боль нестерпимая. Страх. Паника.
– Боже… пусть все будет хорошо… пусть все будет хорошо… пожалуйста…
Шепчу как мантру, а у самой сердце буквально разрывается в груди.
– Девушка… я вам могу чем-то помочь?.. – раздается голос с явным южным акцентом, но я даже ответить ничего не могу, лишь бросаю взгляд на мужчину, цепляю из кошелька купюру и не глядя пихаю водителю такси.
– Девушка, тут многовато будет…
Кричит он мне вслед, но я уже не слышу, вылетаю из машины и бегу к воротам, никак не могу найти карту-пропуск, затем наконец выхватываю ее, чуть не выронив все содержимое сумки.
Не помня себя, я прорываюсь в сад и взлетаю на второй этаж, где расположена группа Леночки.
– Я тут… я здесь…
Выговариваю задыхаясь, влетаю в группу и каменею, когда малышку свою вижу в окружении людей в медицинской форме. Рвусь к ней, но меня останавливает женщина в голубом костюме, ловит меня и не дает пройти вперед.
– Вы мама? – оборачивается ко мне врач с уставшим лицом.
– Да… я… мама…
– Распишитесь, – сует мне какую-то бумагу, и я на автомате ставлю росчерк.
– Поехали.
Мою дочку укладывают на носилки, а я… я наконец до нее дорываюсь, ловлю ее крохотную ручку.
– Леночка… Лена… мама тут… Я тут, звездочка моя… Лисичка…
Зову свою девочку, глажу ее рыженькие волосики, замечаю повязку, опоясывающую лоб.
– Мамочка… – отвечает малышка и ловит мою руку холодными пальчиками.
Пытаюсь дозваться, до людей, которые окружают нас.
– Что с ней?! Что с дочкой?!
Обращаюсь ко всем, и мне кажется, что я кричу, но на самом деле из горла вылетает лишь сдавленный всхлип.
– Успокойтесь, Евгения Ивановна, – слышу голос все той же сухопарой Скворцовой, которая возникает передо мной, – Лена упала и ударилась…
– Упала?! – переспрашиваю.
– Да. Отойдем?
Вроде и вопрос задает, а сама разворачивается и вперед идет, я же за главной воспитательницей шагаю и чувствую, как тревога только лишь усиливается, не отпускает, пульсирует напряжением в каждом позвонке.
– Она бегала? Ее случайно толкнули?
Перебираю варианты, глядя в серые глаза Скворцовой, которая лишь качает головой.
– Как вам известно, у нас в группах недавно были установлены камеры.
Киваю неопределенно. Ничего понять не могу. Почему стою тут и разговариваю с этой женщиной, когда мне с дочкой в больницу ехать нужно?
– Я не понимаю, зачем мне эта информация, – наконец озвучиваю свои мысли, а сама на Леночку смотрю, рыженькие волосы моей лисички разметались по носилкам, а ее тонкое личико совсем бледное.
– Суть в том, Евгения Ивановна, – вновь холодно выговаривает Скворцова, – что вашу дочь никто не толкал.
– Она оступилась? – вновь спрашиваю.
– Нет. Я посмотрела по камерам. Ваша дочка просто упала. Возможно, потеряла сознание. Об этом вам лучше с врачами переговорить, но хочу предупредить, что без надлежащих справок, я вас в сад больше не пущу…
Меня будто холодом обдает, хочется высказать чопорной женщине все, что чувствую сейчас, но тоненький голосок моей девочки останавливает. Она тихонечко произносит:
– Мама…
– Иду, Лисенок, – отвечаю ей и улыбаюсь, ловлю взгляд дочки, затем разворачиваюсь и смотрю в холодные ледяные глаза главной воспитательницы и просто киваю.
Одними глазами даю понять, что я так просто это дело не оставлю.
Возвращаюсь к врачам и иду рядом с дочкой, пока ее на носилках переносят.
– Мамочка…
– Все хорошо, Лисенок мой… – говорю доченьке своей и за руку ее беру, поддерживаю. Как в тумане все. Не понимаю, как оказываюсь в больнице.
Дочке все анализы какие-то делают, кровь берут и ничего толком не говорят, а я чувствую, как меня потряхивать начинает, вновь и вновь набираю Васю, но его телефон молчит, тогда выдыхаю тяжко и свекрови звоню.
Долгие гудки. Ожидание. Облокачиваюсь о подоконник и на улицу смотрю, пытаюсь не расклеиться. Наконец свекровь отвечает.
– Тамара Алексеевна, я не могу до Васи дозвониться. Он трубку не берет, – сразу же выпаливаю, сжимая пальцами телефон сильнее.
– Не берет, значит, неудобно ему сейчас разговаривать!
Голос свекрови напряжен. Мы с ней вообще не очень ладим. Есть причины, но я всегда старалась быть с этой женщиной доброжелательной и не замечать многого, принимала, что в семейной жизни всякое может быть и нужно всегда решать конфликтные ситуации беседой, но в последнее время свекровь стала невыносимой, особенно когда Вася, напившись, ей случайно сболтнул нашу тайну…
После этого Тамара Алексеевна и дня не упускает, стараясь уколоть побольнее и высказать свое недовольство. Начинается все с мелочей, но эти «мелочи», подобно воде в прогнившем неисправном кране, капают и капают, стачивая последние нервы.
Прикрываю веки и выдыхаю. В принципе, с того момента, как свекровь узнала некоторые вещи, ничего особо не изменилось.
Эта женщина изначально восприняла меня как соперницу. Не знаю. Я пыталась расположить ее к себе, всячески поддерживала, старалась стать если не дочерью, то хотя бы хорошей женой ее сыну, но… что бы я ни делала, всегда было место для придирок.
Борщ неправильно варю, солянка недосолена, а компот несладкий. Я пыталась перенимать ее опыт, старалась радовать гостеприимством, но спустя некоторое время поняла: что бы я ни делала – я всегда буду недостойна ее Васечки просто потому, что не родилась в столице и не была из интеллигентной семьи в седьмом поколении, хотя и древо Тамары Алексеевны очень далеко от идеала.
Когда наконец, спустя много неудач и отчаяния, родилась Леночка, ситуация лишь обострилась. Я думала, что внучка смягчит сердце моей свекрови и она будет относиться к ребенку иначе, но после рождения дочки недолюбливать свекровь нас стала еще больше, а в последнее время ее негатив зашкаливать начал.
После того как Василий проговорился, рассказал…
Выдыхаю. Прикрываю глаза и собираюсь с духом.
Все понимаю, но, несмотря на все вышеперечисленное, больше нет у меня человека, которому позвонить могу, чтобы хоть как-то с мужем связаться.
– Тамара Алексеевна, мы с Леной в больнице! Она упала в садике!
– Все дети падают, – опять совершенно равнодушный ответ, – у тебя дочка вообще слишком активная, диагноз даже для этого имеется – гиперактивность, вот.
Прикрываю веки. Перед мысленным взором лицо свекрови проскальзывает, которая сейчас явно лоб свой нахмурила, слово «умное» вспоминая, дабы применить совсем не к месту, так как у Леночки никогда ничего подобного не было.
– Если вдруг удастся связаться с Васей, вы передайте ему, что мы в городской первой, Лену на анализы забрали…
– Хорошо, – отвечает скупо свекровь и отключается.
Я же с горечью глаза прикрываю. Никакого сочувствия в голосе, ни-че-го…
Одна я в самый трудный час… одна…
Минуты превращаются в часы, и кажется, что время застыло, уже за окном темнеет, а я все стою в коридоре и смотрю на фонарь, который темноту развеивает, и понимаю, что в моей жизни только Леночка есть. Лисичка моя. Единственный рыженький лучик света.
Как она появилась, так и поняла я, что это счастье, когда глазки открывает маленький комочек и смотрит на мир сквозь хрустальную чистоту голубых озер.
Моя девочка – все для меня.
Смысл жизни – сама жизнь…
Телефон звонит, и я подрываюсь с места. Кажется, что это Вася. Что миллион пропущенных моих увидел, но… на экране только имя коллеги высвечивается.
– Ну как Лисенок твой, Женька? – обеспокоенный голос Лики заставляет меня всхлипнуть.
– Ее на анализы увезли. Я… не знаю… мне ничего пока не говорят…
– Хочешь, я приеду? – спрашивает сердобольная Лика.
– Нет, Лика, но спасибо…
– На связи! – отвечает подруга.
И опять время течет, а я уже себя до предела накручиваю. Как в кабинет врача попадаю… не помню. Просто нахожу себя в кресле перед широким столом.
– Скажите, у вас есть какие-то наследственные или хронические заболевания? – спрашивает меня седовласый врач в белоснежном халате.
– Есть небольшие проблемы с печенью, – отвечаю тихо, а сама мысленно со своей Лисичкой нахожусь, которую в палате оставила.
– Понятно. Значит, противопоказания имеются, а у отца малышки?
– Что?
– У отца Лены есть какие-то наследственные или хронические заболевания?
Этот вопрос бьет наотмашь, я теряюсь. Не знаю, что именно сказать.
– Евгения Ивановна, я спрашиваю, со стороны отца девочки есть какие-то заболевания?
Врач явно теряет терпение, так как ему приходится повторять один и тот же вопрос уже в который раз, я же прикусываю губу и смотрю в упитанное, идеально выбритое лицо человека, взявшегося лечить Леночку.
– Нет… не знаю… – наконец выдаю сухими губами.
– Поясните, – хмурится врач, – я вопросы не просто так задаю. Вы в разводе? Где ваш муж?
А мне нечего ответить. Я не знаю, почему Василий отключил телефон и не отвечает, но… доктор спрашивает меня о биологическом отце Леночки.
Доктор хмурит брови, явно демонстрируя раздражение.
– Поймите, Евгения Ивановна, мне нужны четкие ответы. Так имеет ли отец Лены хронические заболевания?!
Прикусываю губу, руки дрожат, когда я выговариваю тихо, семейную тайну открывая:
– У нас с мужем не получалось забеременеть естественным путем, проблемы были с его стороны… поэтому мы приняли решение провести ЭКО, и семя было донорским.
Вновь глаза поднимаю и на врача смотрю, который крепко задумывается, а у меня будто ноги слабеют, и ощущение такое появляется, словно оседаю. Упала бы, наверное, если бы стояла, а сейчас какая-то слабость подступает.
Предчувствие какое-то бьется в груди. Давит так, что дышать становится сложно, слезы на глаза наворачиваются, и вопрос слетает с дрожащих губ:
– Скажите, доктор, что с Леночкой? С ней все хорошо?
И столько надежды у меня в голосе… надежды… которая ударяется о суровую реальность, когда врач снимает очки и теребит их в руках, делает паузу и вновь на меня смотрит серьезно, без толики каких-то чувств.
Скупо и профессионально. Как привык, учитывая, что, скорее всего, профессия такая – каждый день сталкиваешься с людскими драмами и болью.
Откладывает в сторону очки, и в повисшем молчании этот стук раздается звоном колокола, от которого я вздрагиваю.
– Что могу сказать, Евгения Ивановна.
– Правду, – слетает с моих одеревенелых губ ответ.
– Я вам советую найти биологического отца Лены. Боюсь, Евгения Ивановна, это единственный шанс на спасение вашей дочки…
***
Продолжение книги читайте онлайн на Литнете:
“Развод. Подари нам Жизнь”, Анна Гур❤️
Я читала до утра! Всех Ц.
