– Да не люблю я тебя, как ты не понимаешь? И не любил никогда, – кричит муж

– Да не люблю я тебя, как ты не понимаешь своим куриным блондинистым мозгом? И не любил никогда! – хватаясь за голову, кричит муж и мечется по комнате, пока я пытаюсь прийти в себя от его слов.

Еще утром все было хорошо. Я сообщила ему о беременности, не смогла дотянуть до новогодней ночи. Арсений был счастлив, видела по глазам, по поведению. Сдержанный и немного холодный муж, утром расцеловал меня, кружил по спальне и обнимал впервые за пять лет брака, а сейчас… Сейчас передо мной чужой человек. Что с ним произошло?

– Неужели так тяжело меня услышать? Я знал, что блондинки глупые, но не до такой же степени. Или это беременность последние остатки мозга сожрала? Сказал же утром, не приезжай, сиди дома, о выродке думай, от которого отец будет в восторге.

– Арсюш, – осипшим от слез голосом, зову мужа, обнимая руками живот, неосознанно стараясь защитить ребенка от всего.

Муж агрессивен, вызывает чувство опасности, хочется бежать, куда глаза глядят, но ноги словно свинцом налились, тело задеревенело. Не могу пошевелиться.

– Я тебя просил не называть меня так! – ревет еще громче.

Кажется, что нас слышат все гости праздника, несмотря на то, что мы отошли в комнату, подальше от основного зала.

– Правду говори, как здесь оказалась, зачем приехала? Специально, да, чтобы папаша еще больше на тебя молился? Ненавижу тебя, змеюку, – схватив за плечи, резко трясет, не заботясь о моем состоянии.

Даже на шипение не реагирует, на то, что бью его кулачками в грудь, пытаюсь оттолкнуть. Его глаза полны злости и безумия, хватка становится крепче, завтра точно появятся синяки. Это не мой муж. Не мой! Этот монстр не может быть им.

– Мне больно, Арсений, – хнычу, глядя ему в глаза, а он продолжает сжимать мои плечи. – Пожалуйста, отпусти, – плевать, что туш потечет от слез. Мне бы только вырваться из его хватки.

– Прекрати давить на жалость слезами! – кричит и откидывает меня на диванчик. Жестко приземляюсь и вжимаюсь в спинку, желая хоть немного отодвинуться от обезумевшего мужа. – Говори, какого черта здесь забыла.

Нависает надо мной, а я, не глядя, копошусь руками по сумочке, выуживаю телефон и показываю ему сообщения, которые он же мне и прислал. Даю ему телефон с открытой перепиской.

«Приезжай, хочу всем сообщить, что ждем пополнение. Отец будет без ума от такого новогоднего подарка, а так думает, что мы поссорились»

«Да и не дело это. Весь город собрался с женами, а я один, не статусно. Пару часов побудем, а как начнешь уставать, поедем домой. Простят отъезд, у нас есть уважительная причина не праздновать с ними Новый год в этом году»

«Машина будет у тебя через полчаса. Поторопись»

С каждой прочитанной строчкой от все сильнее хмурится, недовольно цокает языком и поджимает губы. Но ведь это он отправил. Почему такая реакция? Арсений с минуту о чем-то думает, потом хлопает себя по карманам и достает свой телефон, что-то смотрит в нем и снова взгляд на меня.

– Это не я отправлял. Врать не противно? Забила чей-то номер так же, как и мой и теперь смеешь предъявлять?

– Что? Но это ведь ты мне прислал. Арсений, что происходит? – глотая слезы, захлебываюсь словами.

Меня внутренне колотит от страха и обиды. Самый прекрасный день в нашей с ним жизни превращается в самый ужасный, и я ничего не могу с этим поделать.

– Пожалуйста, хватит. Это ведь не ты, не твои слова. Зачем ты так жестоко меня разыгрываешь? Пожалуйста, перестань. Мне страшно. Хватит.

– Так, мне это надоело. Раз уж все случилось, давай поговорим серьезно. Мне надоело играть роль муженька, которого все устраивает, – сжав кулаки, нависает надо мной. Нам нужно развестись, и ты сделаешь все, чтобы отец тебя сам выкинул из нашей жизни, поняла меня?

– Что ты такое говоришь? Мы ведь любим…

– Нет, не любим. Моему папаше захотелось, чтобы ты стала моей женой и мне пришлось наступить себе на горло, чтобы этот старый осел не лишил меня наследства и оставил компанию мне. Не было у нас семьи. И пришла пора об этом поговорить откровенно, раз уж ты все знаешь и видела.

Цедит сквозь стиснутые зубы, а у меня сердце кровью обливается. Хочется рыдать в голос и вернуться на пару часов назад, не читать те злосчастные сообщения и жить как раньше. А теперь мой мир рушится, и я не знаю, как это остановить.

– Но ты ведь радовался. Говорил, что счастлив. Что изменилось с утра? Мы ведь семья, Арсюш. Мы семья, – голос дрожит, меня сотрясает от тихой истерики. Обхватываю себя руками и начинаю тихонько раскачиваться в попытке себя успокоить.

– Да я радовался, что смогу отметиться здесь, и сказав, что тебе плохо, уйти. Ты бы думала, что я на корпоративе, отец думал, что я с тобой, а на самом деле, я бы встретил Новый год с той, которую люблю, – с отчаяньем в голосе объясняет мне все, убивая все внутри.

Весь мир рухнул. Кажется, что сердце пронзили тысячи мечей и резко вынули, заставляя сердце кровоточить. Меня бросает то в жар, то в холод от переполняющих эмоций. Хочется плакать, истерически смеяться. Не верю. Не хочу верить.

Виски пульсируют от боли. Мне очень страшно, что вся моя жизнь была иллюзией: семья, друзья, любимый муж. Все это может развеяться, как туманная дымка, за которой страшный лес из обугленных деревьев. И этот обугленный лес – моя душа сейчас.

– Я люблю другую, Сонь. Всегда любил, но она отцу как кость в горле была, потом ты ему подвернулась, и он сделал все, чтобы я был вынужден быть именно с тобой. Помоги мне. Будь человеком, – резко успокаивается и присев на корточки, берет мои похолодевшие ладони в свои горячие.

Смотрю на него и упрямо мотаю головой. Вижу, что начинает злиться, но держится, договориться хочет, а я не могу.

– Это ведь не ты, не твои слова. Ты не мог столько лет играть роль мужа, – мотаю головой, жмурюсь, потому что не хочу видеть презрение в его глазах смешанное с жалостью. – Я знаю, как ты об… общаешься с теми, кого ненавидишь, с теми, кто т… тебе неприятен. Со мной ты другой, не такой… как с остальными, – вырываю ладони из его плена и обхватываю его лицо с легкой щетиной. – Я не верю тебе. Ты меня любишь. Любишь. Любишь!

Не знаю кому, ему или себе это говорю. Я даже не знаю, понял ли он хоть слово из того, что сказала. От накатившей истерики язык заплетается, я буквально захлебываюсь слезами и словами. Сама себя еле разбираю.

– Прекрати эту бессмысленную истерику! Хватит я сказал, – вырывает свои руки и встает. – Сонь, ну, будь ты человеком, а? Помоги. А ребенок вообще не проблема. Я все оплачу. Нас ничего не будет связывать.

– Ты хочешь, чтобы я сделала аборт? – слезы резко прекращаются, когда он кивает в ответ.

Обнимаю живот руками и шмыгаю носом. Откуда в нем столько жестокости. Это ведь наш малыш, наша частичка. Как он может о таком говорить?

– Я не буду делать аборт. Это мой ребенок и…

– Прекрати, – снова перебивает, демонстрируя свою силу и власть.

Да он если захочет, то ребенка не будет прямо сейчас. Он безумен, а в таком состоянии люди способны на многое.

– Ребенка не будет. Этот выродок если кому-то и нужен, то только тебе. Папаша, если узнает о нем, мне вообще ничего не достанется. Я все решил. Ты это сделаешь.

– Нет, – мотаю головой. – Нет. Это она, да? Она тебя против меня настраивает? У нас ведь все было хорошо. Она загипнотизировала тебя. Да!

– Да заткнись ты уже, курица! Как с тобой говорить? Ты упрямая, как ослица. Ты подумай, как изменится твоя жизнь после развода. Свобода, больше не придется ходить по всем светским вечерам, которые тебе не нравятся, сможешь работать, не задумываясь, как смотрят на твою глупость женщины моего круга. Ты будешь вольной птичкой, подумай, Сонь.

То кричит на меня, то спокоен. Его бросает из одного состояния в другое, как и меня, рвет на части. Она точно его околдовала. Не мог он за один день меня разлюбить, и играть не мог столько лет. Когда люди любят друг друга, им плевать на все, главное – быть вместе. С милым рай в шалаше, так говорят, и я в это верю.

Даже если бы Ампилов старший лишил нас всего, я бы не бросила его. Мы бы со всем справились, а она нет, согласилась терпеть брак с другой. Не верю в это. Ни одна женщина на такое не согласится.

– Тебе ведь мой мир чужд. Так к чему сопротивляться? Или ты не любишь, а просто не хочешь лишаться золотой кормушки? Если так, скажи сколько тебе нужно, чтобы развестись. Я дам, сколько попросишь. Только сделай так, как я прошу. Как сыр в масле будешь кататься потом.

– Ты меня обманываешь. Ее ведь нет. Нет, правда? Никто бы не смог делить любимого мужчину с другой. Зачем ты так жестоко разыгрываешь меня, Арсюш?

Он смотрит на меня диким зверем. Его утомил разговор со мной, это видно. Муж о чем-то думает, пытается подобрать слова. Несколько раз открывает рот, желая что-то сказать, а потом осекается. Его взгляд блуждает то по мне, топо дорого украшенной к Новому году комнате, а потом застывает за моей спиной.

– Нет, что ты делаешь? – начинает суетиться, подходить ко мне, а я не понимаю, что происходит. Неужели сошел с ума? – Она согласится. Не надо.

– Арсю… – хочу повернуть голову, но не успеваю.

Кто-то со спины хватает меня за голову и прикладывает ткань к лицу. В нос бьет резкий запах, от которого начинает щипать нос и горло. Хочу оттолкнуть тонкую руку, но сознание начинает уплывать и только голос мужа и незнакомки над головой заставляют цепляться за ускользающую реальность.

– Зачем? – голос мужа звучит, как сквозь вату, а потом слышу и ее.

– Я все правильно сделала, а ты вел себя как тряпка. У меня есть план. Не мешай.

Сознание туманится, тело становится немного ватным, а кровь кажется невыносимо горячей. Чувствую, как бешено начинает колотиться сердце, перегоняя огненную жидкость по венам и мелким капиллярам. Я буквально горю изнутри, и когда почти теряю сознание, ткань с лица убирают.

Голова буквально заваливается набок. Я не в силах ее удержать.

– Что с ней? Что ты сделала, сумасшедшая? Нас же посадят! – причитает муж, а я лишь вяло мычу, находясь в пограничном состоянии между сном и явью.

– Нормально все будет. Сейчас ты выведешь ее на улицу и вернешься к гостям. Она вон, невменяемая, испортим ей репутацию, – с нотками ликования начинает девушка, вызывая мурашки по коже.

Пытаюсь сосредоточиться на том, что еще она говорит, но сознание спутано, слышу лишь обрывки.

– Тебя будут жалеть, твой папаша разочаруется в золотой невестке. Все идеально. Беременная замужняя девка, которая наклюкалась на таком мероприятии до невменяемого состояния, точно отвернет его. Сам подумай. Все складывается идеально! – еще и в ладоши хлопает, потешаясь надо мной.

Пользуется беспомощным состоянием и специально рвет душу в клочья. Она обманывает его, не любит, нагло манипулирует, давит на больные мозоли, чтобы склонить на свою сторону.

– Это слишком, Тина! – шипит на нее, перехватывая руки, а, возможно, мне кажется, уже ни в чем не уверена в таком состоянии.

Господи, что со мной будет, с моим малышом? Что она дала мне вдохнуть? Вдруг я потеряю свою крошку из-за этого? Нет, не могу, не хочу. Это ведь мой ребенок. Она монстр, ужасна. И как давно она стояла за моей спиной? Может, вообще пряталась за шторой и слышала все с самого начала упивалясь моей беспомощностью?

– Нет. Это ты слишком мягкий, бесхребетный. Поэтому папаша и не отдает тебе бизнес. Ты все развалишь! – намеренно злит мужа, кидает оскорбления со смехом, в то время как я плачу, боясь за две жизни, которые одна сумасшедшая хочет загубить.

– Не смей. Я выведу компанию на новый уровень. Старик ничего не понимает, топчется на месте!

– Так докажи, что ты не тряпка! Он не даст тебе править, пока жив, и с того света не даст. Он все этой стерве отпишет и ребенку будущему. Не тебе. Он тебя презирает. Не избавишься от нее, как я говорю, не видать тебе его миллиардов.

Муж медлит несколько секунд. Перед глазами все начинает плыть, резь в глазах. Ответа не слышу, только чувствую, как меня приподнимают, закидывают одну руку на сильную шею и придерживают за талию. Ноги непослушны, но меня упорно тащат куда-то.

– Правильное решение. Потом возвращайся и через зал ее проведи. Пусть все видят, как она напилась. И стой! – мы притормаживаем, и она подходит к нам, встает передо мной и дерзко схватив за подбородок, поднимает мое лицо. – А это для достоверности.

Не успеваю даже начать обдумывать ее слова, как она опрокидывает на меня бокал. Она довольна собой, упивается ситуацией. Не понимаю, почему Арсений ведется на ее игру. И сказать ничего не могу, язык не слушает меня.

– Идите, – отдает команду, и мы с мужем снова движемся. Очень медленно, ведь ноги путаются, спотыкаюсь на каждом шагу.

Дышать все тяжелее, резь в глазах накатывает волнами, еще этот противный запах на одежде. Меня тошнит то ли от него, толи от всего сразу, не знаю. Мы входим в шумный зал, музыка бьет по ушам. Сердце начинает звучать ей в такт, отчего становится еще хуже.

Не вижу лиц, все плывет из-за боли в глазах и пелены слез. Слышу шушуканья, сбивчивый голос мужа, ухмылки, но точных слов не могу разобрать.

– Прости, отец. Я не знаю, что на нее нашло. С ума сошла, – голос Арсения режет по живому, когда понимаю, с кем он говорит. – Не уследил. Она беременна и со своими проблемами. Дома все спрятал, а тут сорвалась. Приехала специально, чтобы не мог ей запретить.

– Беременна? Куда ты смотрел? В больницу вези, это может на ребенке отразиться. Не ожидал. От кого угодно, но не от нее. Молодец, что бережешь, но лопух, что дома не запер, раз неконтролируемая тяга у нее.

– Мы поедем, – и мы снова идем.

Вот они и добились своего. Даже в таком состоянии становится паршиво. Еще и ребенком прикрылся, негодяй. Да я своего малыша люблю, а ты… Господи, спаси и сохрани нас, умоляю.

Свежий воздух бьет в лицо, снова шаги, которые даются все тяжелее, и теплый салон авто. Хлопок двери, когда я откидываю голову на подголовник и противный мужской смех. Смотрю вперед, прилагаю огромные усилия, чтобы увидеть водителя.

***