– Отпусти ты его уже! Мише лучше со мной, – говорит любовница моего мужа

Первая глава из книги “Предатель. Я желаю тебе счастья с другой”, Арина Арская. Сложный женский роман о том, как жена просыпается после комы. За это время у мужа появилась любовница, дети отстранились. Как жить дальше? Очень рекомендую!

— Мы любим друг друга… Если бы ты слышала меня сейчас, то поняла бы меня..

Но я слышу, пусть не могу пошевелить даже мизинцем.

Я слышу, и мне ни сбежать, ни заткнуть наглую гостью, которая громко всхлипывает в темноте:

— Ты должна его отпустить… — замолкает и судорожно шепчет, — уйти…

Я не чувствую ни ног, ни рук, но в груди с каждым тихим ударом сердца растекается, как расплавленный свинец, боль.

— Я позабочусь о твоих детках, — вибрирует темнота, — я буду их любить… Я стану для них мамой… я обещаю, Надежда. Клянусь, поэтому ты можешь идти на облачка, милая. Не терзай ты сердце Миши. Он тебе всего себя отдал, он заслуживает быть счастливым…

Я чувствую, как из моей глотки тянется жесткая трубка, которая закачивает в мои легкие воздух.

Я пытаюсь захрипеть, чтобы дать невидимой гадине знак, что пора заткнуться, но ничего не происходит. Я вновь зависаю в черной бездне пульсирующей точкой боли.

— Разве ты бы не хотела, чтобы Миша и твои дети были счастливыми? Милая…

Я чувствую теплую сухую ладонь на щеке, и оче дернуться, но черная бездна не позволяет этого сделать.

— Твое время пришло, Надежда, — печальный выдох щекочет лоб. — Да и тебя уже давно с нами нет. От тебя осталась лишь оболочка. От красавицы Надежды ничего не осталось.

Но я тут.

Я тебя слышу, но мне никак не врываться из темноты и не посмотреть тебе в глаза с криком:

— Я живая! Я тут!

— Я виновата перед тобой. Я знаю, Надя, — шепот становится тише, — но Мише было тяжело с тобой. Когда мы встретились с ним, он… сам словно болел вместе с тобой. Да, я не должна была… но… мне жаль… — плачет, — я влюбилась… Только поэтому я крала у тебя Мишу, но теперь ты его крадешь у меня…

Я кричу, но моего крика неслышно.

Я согласна исчезнуть, но я все еще тут и чувствую на своем лице ожоги от слез той, которая решила облегчить сегодня душу.

— А потом операция, Надежда… и теперь ты просто лежишь… Это так страшно… Врачи говорят, что ты не вернешься к нам, и ты теперь наказание для Миши и для ваших детей. Для меня. Простишь ты меня?

Я не могу узнать этот голос. Он звучит словно из колодца искаженным эхом. Если бы я могла открыть глаза, но это простое движение, которое поднимает веки, кажется мне сейчас невозможной фантастикой.

— Ты должна подарить своим близким освобождение, Надюш. Теперь у них есть я.

А я?

Как же я?

Я ведь так боролась против болезни!

Мне было так больно каждый день, но я не отчаивалась. Даже тогда, когда не могла самостоятельно встать с кровати, а мой Миша…

Мой Миша, который обещал, что мы все преодолеем и что я обязательно буду здоровой и сильной, утешал свое тоску на стороне с другой женщиной?

И теперь эта женщина пришла ко мне исповедаться и просит, чтобы я ушла на облачка?

Они ждут моей смерти?

Я слышу шаги, затем скрип дверных петель, а после тишина. Затем она разлетается на осколки, когда раздается тихий и обеспокоенный голос Михаила, моего мужа:

— Что ты тут делаешь?

Я вновь кричу, но вновь мой рот, из которого торчит пластиковая трубка, на издает ни звука.

— Я хотела с ней поговорить, Миш, — отвечает моя гостья и опять всхлипывает. — Я так виновата перед ней. Я ночами плохо сплю…

— Прекрати, — голос Михаила становится мягче, — но приходить не стоило.

— Миш, — воет, — она же должна меня понять… она бы нас поняла?

Михаил не отвечает.

Мою тьму режет белой нитью искра света. Я чувствую, как мои веки вздрагивают и приоткрываются.

Через тонкую щелочку я вижу размытые очертания: у изножья койки две тени. Одна жмется к другой. Я пытаюсь сфокусировать взгляд, но вновь проваливаюсь в темноту.

— Оставь меня с ней, — шепчет Михаил.

— Хорошо, — следует тихий и слезливый ответ. — Миш, я должна была прийти и попросить прощение.

Торопливой цокают каблуки, и вновь едва слышно скрипят петли.

Тишина. Тяжелая и холодная.

Матрас моей койки пружинит, и я слышу медленный мрачный выдох, а после мою ладонь накрывает мягкое и знакомое тепло.

Михаил сжимает мою руку и я, кажется, даже чувствую его темный и хмурый взгляд на моем лице.

— Как ты?

А мне больно, и эта боль не сравнится с той, которая плавила мой мозг при последних приступах перед операцией.

— Ты ведь все равно меня не слышишь, — невесело хмыкает Миша.

Убирает руку с моей ладони, и опять молчит. Целую вечность.

— Я живу дальше, Надя. И наши дети должны тоже жить дальше, — вздыхает и выдерживает паузу, — им нужна мать. Нужна женщина в их жизни. Понимаешь? Я больше не вижу смысла скрывать то, что… Она была рядом, Надя. И хватит ей быть в тени. Я любил тебя. Я был счастлив с тобой… — пауза. — У нас замечательные дети. Но мы должны жить дальше. Я устал, Надя. И очень давно устал.

В очередной раз на меня давит тишина. Где-то в области груди. Моя душа бабочкой с оторванным крылом дергается в темноте под стук сердца, которое пропускает удар и ускоряется.

Меня оглушает писк, а после на меня обрушивается грохот и крики:

— Вам стоит выйти!

— Что происходит?

— Выведите его!

Мой правый мизинец на ноге пронзает боль, а потом я бью пяткой по матрасу.

Я не уйду на облачка.

Я обещала детям, что не сдамся и что после операции я и обниму крепко-крепко, а потом мы съедим по мороженому.

Я обещала Михаилу, что я борец.

— Держите ее! Держите ее руки! Да откуда столько сил?!

Глотка горит, перед глазами все расплывается, и я могу только мычать.

— Тише, ваши голосовые связки должны восстановиться, — говорит медсестра. — Вы столько времени с трубкой во рту пролежали. Тише, милая. Очнулась. Чудо-то какое.

Я сглатываю кислую слюну, которая отдает какой-то плесенью, и мне больно до тошноты. Прижимаю холодную ладонь к шее.

— Я должен увидеть мою жену!

Даже матрас подо мной вибрирует от громкого и разъяренного баса.

— Я вам за что бабки такие плачу?!

Шепоток и в палату, что размыта перед моими глазами в пятна, входит высокий, широкоплечий силуэт.

Пусть я не вижу лица, но я все равно узнаю Михаила.

— Послушайте, — начинает у моей кровати медсестра, — она еще дезориентирована.

— Вышла, — строго и напряженно командует Михаил.

Я пытаюсь сфокусироваться на Мише, но у меня ничего не выходит. Глаза слезятся и болят.

— Я пойду переговорю с доктором, — медсестра касается моей руки.

Шаги, скрип двери и вновь открываю глаза.

Михаил стоит у изножья кровати. Я чувствую его взгляд на лице.

— Надя, — обходит кровать и замирает надо мной, — ты очнулась.

Теперь я вижу его, будто он вынырнул из мутного омута. Его лицо стало еще резче, чем было. Скулы заострились, линия подбородка — четкая и даже, если так можно сказать, жесткая, а в глазах застыла мрачная тень.

В последний раз когда я его видела перед операцией, он улыбался мне и уверял, что откроет шампанское, когда я проснусь.

Шампанского нет.

Как и любви в его глазах.

Касается моего лица и хмурится. На его переносице пролегает глубокая морщина, как трещина в камне.

— Мы уже и не ждали того, что ты очнешься, — тихо проговаривает он.

Белый свет от люминесцентных ламп жжет глаза, и по щекам катятся слезы, которые Михаил смахивает теплыми сухими пальцами.

Слабость и дрожь в теле нарастает.

Последние два года перед операцией я была его ответственностью, обузой и долгом. Моя смерть могла бы быть для него освобождением, но я очнулась.

И очнулась я не энергичной козочкой. Мне потребуется долгая реабилитация и восстановление.

— Ты боец, Надя, — Михаил продолжает всматриваться в мои глаза. — Но, наверное, доктор прав, мне стоит заглянут к тебе позже. Ты, похоже, еще не с нами.

Он хочет отступить от кровати, но я пытаюсь схватить его ладонь слабыми руками, которые не слушаются меня.

Я мычу, кряхчу и через боль выдыхаю стоны:

— Де… ти… мои… де… ти…

— Сейчас ты их напугаешь, Надя, — приглаживает мои волосы, — но ты их обязательно увидишь, но пока… тебе надо все же хоть немного прийти в себя.

Я дергаюсь под тонким одеялом и издаю утробный клекот, которым требую немедленно привести ко мне дочь и сына, но Михаил тяжело вздыхает и отступает от кровати, а затем торопливо выходит из палаты.

Куда он?!

На меня накатывает вместе со слабостью холодная паника и страх, что я опять нырну в забытье и больше не увижу детей.

Откидываю дрожащей рукой тонкое одеяло. Со стоном сажусь и медленно опускаю босые ноги на ледяной кафель. Сильная дрожь пробирает до самых костей.

Я тут не останусь.

Я должна вернуться к детям. Я хочу их обнять, зарыться носом в их волосы и сделать глубокий вдох.

Оттолкнувшись тонкими и слабыми руками от поручней больничной койки, я встаю. Меня шатает из стороны в сторону, и голова кружится. Глаза видят лишь блеклые и мутные пятна.

— Ми… ша… — шепчу я через спазмы боли в глотке, — где… дети…

Всего один шаг, и мои колени не выдерживают. С хрустом подгибаются, а мышцы в икрах пронзает судорогами.

Я падаю.

Цепляюсь за матрас койки.

Дверь палаты распахивается, и ко мне движется белая тень:

— Надежда, что вы творите?!

Распластавшись на холодном кафеле, я горько всхлипываю, когда слышу голос Михаила:

— Я помогу, — затем следует тяжелый вздох, — милая, ты в порядке?

Какой глупый и жестокий вопрос, и я даже не в силах на него ответить. Две пары рук аккуратно меня подхватывают, поднимают с пола и возвращают в кровать. Какая я жалкая. Я верила, что операция меня спасет, но нет. После нее я стала еще слабее и никчемнее.

Миша накрывает меня одеялом:

— Не стоило ее оставлять одну.

— Ей нужно время, — поясняет белая тень справа от размытой фигуры моего мужа. — Ее мозгу нужно время. И нам нужно время, Михаил. Впереди анализы, обследования…

— Ясно, — соглашается Михаил. — И если честно, я думаю, что Надя не совсем понимает, что она очнулась.

— Спутанное сознание в нашей ситуации — норма. Должно пройти время.

Я хочу замычать, но ничего не выходит. Силы иссякли, и меня тянет в липкую дремоту. Не хочу.

Я боюсь не проснуться.

— Вашей жене стоит отдохнуть, — вещает равнодушная белая тень, — и вам тоже. И пока не советую приводить детей на встречу… — небольшая пауза, — бывают спонтанные пробуждения, Михаил… я не хочу пугать, но…

— Понимаю, — тихо и холодно отвечает мой муж.

Я вернулась, мой милый, и я не позволю тьме вновь поглотить меня. И я слышала исповедь твоей новой женщины. Это был не бред и не сон.

Голову пробивает вспышка боли.

Я не забуду и твои слова, что ты устал и что ты живешь дальше с другой женщиной.

— Лида, надо вколоть успокоительное, — вещает белая тень. — Надо нашу спящую красавицу немного успокоить, а то мозг окончательно перегорит.

— Надюш, — ладонь Михаила вновь на моей горячей щеке, — если хочешь увидеть детей, то… — пауза, в которой я слышу угрозу, — борись.

***

Продолжение книги читайте онлайн на Литнете:

«Предатель. Я желаю тебе счастья с другой», Арина Арская ❤️

Я читала до утра! Всех Ц.