— Я хочу развод, — четко и тихо говорит муж. — Я тебя не люблю. Меня тошнит

Первая глава из книги “После развода. Мы стали чужими в 50”, Арина Арская. Иногда мне кажется, что в самые сложные вермена меня испытывают на прочность самые ужасные неприятности. Таились где-нибудь до этого, а теперь испытывают. Так произошло с героиней этого романа: муж ушел к другой в 50 лет. Что теперь делать? Рекомендую почитать! Ваша Маша.

— Мне все это надоело, — Ярослав неожиданно агрессивно отбрасывает от себя вилку. — Вся эта пустая болтовня… — запрокидывает голову к потолку и выдыхает. — Ты надоела.

Я замираю с открытым ртом. Рука вздрагивает, пальцы слабеют, и я роняю ложку и миску с зеленым салатом, который я заправила горчичным соусом.

Стук.

Ворох промасленных листьев руколы, шпината и базилика рассыпаются по белой скатерти, которая желтеет от оливкового масла и горчицы.

— Я что-то не то сказала? — тихо спрашиваю я.

Яр не в духе.

Возможно, сорвалась какая-то сделка или же переговоры с китайскими инвесторами вымотали. Китайцы — самые сложные партнеры. Хитрые, изворотливые и каждый раз норовят прогнуть или обмануть в договорах.

Я сразу поняла, что у Яра был тяжелый день, когда он только переступил порог дома.

Молчаливый он кинул на пол пиджак и со вздохом скрылся в гостиной, где на минут десять задержался у мини-бара.

Ни слова не проронил.

Только зубами поскрипывал и крепко стискивал стакан с янтарной жидкостью до побелевших костяшек, мрачно разглядывая узор обоев.

— Яр, — я тяну руку к его ладони.

Он раздраженно отмахивается от меня и откидывается на спинку стула:

— Не лезь.

Обидно. До слез.

Но я сглатываю, и медленно выдыхаю. Мой муж — тяжелый человек, и, вероятно, я зря решила разрядить обстановку за столом милыми разговорами о новых соседях, которые с собой привезли маленькую собачку. Такую очаровательную крыску, которая яростно меня облаяла.

— Я хочу развод, — четко и тихо проговаривает Ярослав. — Я тебя не люблю. Меня тошнит.

Затем он, отбросив мятую салфетку из тайского хлопка с бамбуковыми волокнами на стол, резко встает и шагает прочь.

Я медленно моргаю и перевожу растерянный взгляд на дрожащие руки, а после касаюсь щек.

Они — влажные от слез.

— Яр… — сипло шепчу я. — Что ты такое говоришь?

А после я оглядываюсь на пустой проем столовой. Я вскакиваю. Стул с громким стуком падает на паркет и я кидаюсь в гостиную за мужем:

— Ярослав! Что это значит?!

Я почти кричу. В моем голосе прорывается паника и ужас. Какой развод в пятьдесят лет?!

— Ты все расслышала, — шагает размашисто мимо дивана. — Мы разводимся.

Я замираю под хрустальной люстрой, которая должна сейчас сорваться и разбить голову.

— Давай без истерик, — Ярослав зло оглядывается.

— Ты меня бросаешь? — хриплю я. — Сейчас?

Он не может. Меня трясет. Желудок схватывает острой болью, а после расходится слабостью по всему телу и бьет головокружением.

Меня ведет в сторону, и я ищу опору рукой в воздухе. Оседаю на журнальный столик, скинув с него журналы и блокнот для записей.

— Почему, Яр?

Ярослав медленно разворачивается ко мне. Высокий, огромный, широкоплечий и грозный. Его лицо с жесткими грубыми чертами лица и злыми черными глазами меня пугает до мелкой дрожи, что поднимается аж из кишков.

Вот каким его видели другие.

Страшным до икоты. Теперь я понимаю, почему подчиненные Ярослава в прошлом прозвали его «огром».

Огр и есть: крупная челюсть, которую я так часто гладила пальцами и целовала, чуть выдвинута вперед, взгляд — исподлобья.

Другие его боялись, чужие дети пугались до слез его угрюмого взгляда, а я его любила, но сейчас я вижу жестокого огра: большой, злой и лишенный человеческого сердца.

Лишен любви, жалости и уважения ко мне.

— Мам! Это я! — доносится из глубины дома голос нашей дочки Василисы. — Приехала за рюкзаком Максима! Он забыл его сегодня! Только сейчас спохватился! Эти дети… — что-то бурчит неразборчивое и вновь кричит. — Я его заберу и убегаю! Мне еще Кольку забирать с тренировки! — прорезается раздражение. — Ты меня слышишь? Ты, вообще, дома?

Яр не пугается того, что к нам внезапно заехала дочь. Нет в глазах паники или растерянности, и я понимаю, что насчет развода он не шутил.

Он серьезен.

— Мам, блин! Что за молчанка? Ты дома?

Нашей Васе тридцать лет. Яр помог старшенькой открыть несколько салонов красоты и помогает до сих пор. Где-то поможет с налоговыми проверками, где-то его «мальчики» прикроют от конкурентов, где-то решает вопросы с расширением и новыми филиалами по городу.

Вероятно, в этом тандеме не все так просто, и папуля через маникюрчики, стрижечки и шугаринг отмывает деньги, но это лишь подозрения, которые у меня вспыхнули только сейчас.

Не зря же налоговики говорят, что сфера обслуживания — прикрытие для теневых схем серьезных дядечек.

А Ярослав — очень серьезный дядечка, с которым осторожничают и хитрые китайцы.

— О, па, и ты дома? — в гостиную заглядывает Вася. — Я вам помешала скандалить?

Я всхлипываю. Щеки щиплет от слез, и я не могу отвести взгляда от Яра, который хмуро на грани приказа, который отдают непослушным собакам, говорит:

— Возьми себя в руки. Не будь жалкой, Лера.

Я жду, что Вася удивится. Я жду ее недоумение, вопросов и того, что она вступится за меня, но она лишь напряженно проходит в гостиную и скрещивает руки на груди. Хмурится.

— Папа хочет развод… — едва слышно говорю я и дрожащей ладонью вытираю слезы с щек, — он больше не любит меня…

Но, похоже, для Василисы это не новость. Она поджимает губы. Может, это шок?

— Лер, у меня другая женщина, — бьет наотмашь жестокими словами, — я больше не могу и не хочу терпеть тебя.

— Что?.. — я, не осознавая себя и своих движений, встаю с журнального столика. — Другая женщина…

Отступаю в сторону под новой волной паники и путаюсь в своих ногах. Жалко ойкаю и бухаюсь на диван с широко-раскрытыми глазами.

Мы с Яром со школы вместе.

С девятого класса.

С того самого, когда он отогнал от меня трех пьяных придурков, когда я возвращалась вечером с фортепиано.

Ну, как отогнал. Кому-то нос сбил в сторону, кому-то чуть глаз не выбил, а третьему сломал ногу под мигающим фонарем.

Я до сих пор помню его темную фигуру и как от него отползает стонущая и мычащая пьянь, у которой были на одинокую меня отвратительные планы.

— Теперь одна не будешь ходить, — Яр тогда грубо взял меня под руку и потащил за собой.

Он и тогда был выше сверстников. Крупнее. Молодой огр среди худых, угловатых подростков.

Его все боялись, а я, открыв рот, смотрела на него. Большой, сильный и не боится пьяных мужиков.

Готов выйти против толпы, и в его ладони моя ладонь была маленькой, будто игрушечной.

Был моим, а теперь… теперь другая в его мыслях, а я… я надоела, и от меня тошнит.

— Ты лжешь, — дрожащим голосом говорю я. — Нет у тебя другой… Ты не мог… Ты обещал любить только меня… Только меня.

Я была его куколкой. Его ангелочком. Его малышкой.

Такая любовь не проходит. Не исчезает. Не испаряется. Огры влюбляются раз и навсегда.

Так говорят сказки. Неужели лгут?

Мои плечи сильно дергаются в отчаянном всхлипе, и прикрываю пальцами губы, которые в отчаянии кривятся.

Я закричу.

В мою грудь будто вогнали несколько холодных стальных прутов. С трудом могу выдохнуть.

Я умираю.

Удары сердца отдаются в висках пульсацией боли, а желудок разъедает кислота и поднимается к глотке.

Я где-то на грани реальности и кошмаров. Меня покачивает в сторону, и я издаю низкий клекот женской скорби над жизнью и наивностью.

— Господи, Лера, да сопли ты уже свои подбери! — раздраженно гаркает на меня Ярослав.

Даже пол вибрирует от его приказа. Сердце сжимается.

— У тебя другая женщина… — сипло отзываюсь я и закрываю лицо руками, забиваясь в бессилии в угол дивана.

— Да, любимая женщина, — четко проговаривает.

— А я? — мои ладони соскальзывают с мокрого от слез лица.

— А ты, — презрительно отрезает, — привычка, от которой пора отказаться.

Я ищу загнанным взглядом поддержку у дочери, которая в ответ лишь пожимает плечами:

— Вот теперь и ты знаешь, кем ты стала для отца за все эти годы.

— Что?

Моя дочь не удивлена заявлением отца, который выходит из гостиной и недовольно кидает:

— Успокой свою мать. Сейчас она не готова к разговору. Будет истерить и нервы мотать.

— Кто она?! — взвизгиваю я.

Да какая разница кто.

Наверное, он, как и другие мужики в его возрасте, повелся на молодость и свежесть.

Сколько историй о таких, как я? Многие мужья без сожалений уходят от пятидесятилетних жен, и каждый говорит, что любовь умерла.

Уходят, вновь женятся и живут счастливо, пока их жены остаются в климаксе и одиночестве, ведь спрос на теток, которые могут вернуть упругость сиськам лишь через импланты, низкий.

Как же это несправедливо.

Наши с Ярославом полтинники на разных полюсах.

— Яр! — я поднимаюсь на нетвердые ноги и делаю несколько шагов вперед, как живой мертвец. — Кто она?!

— Мам, — Вася преграждает мне дорогу, пытается вернуть обратно на диван, — тише, мам. Тебе, правда, надо успокоиться.

Я отталкиваю ее с криками, бросаюсь к дверям гостиной, но колени подкашиваются, и я со всхлипами оседаю на плотный ковер.

Выходит, что в последнее время он возвращался в плохом настроении не из-за сложностей в бизнесе, а из-за меня?

Он просто не хотел возвращаться ко мне.

Не хотел видеть меня.

Слышать мой голос.

Терпеть мое общество рядом.

— Мам, прекрати, — Вася поднимает меня ноги и отводит к дивану, — чего ты хочешь добиться от отца слезами?

Она аккуратно приглаживает мои волосы, и ее движения я ощущаю, как удары по голове.

Когда ее ладонь касается макушки, то я вздрагиваю.

— Сейчас с отцом тебе надо вести спокойно и сдержанно. Неужели ты этого не понимаешь?

В замешательстве вглядываюсь в глаза Васи. Они у нее от отца: такие же темно-карие, почти черные, а над ними — густые брови, которые каждые две недели она корректирует у мастера.

— Ты знала?

— Мам, не включай дурочку хотя бы передо мной, — она сердито усмехается, — хочешь сказать, что ты сама ничего не подозревала? Правда?

— Не трогай меня, — яростно отмахиваюсь от ее рук и вскакиваю на ноги.

Меня опять пошатывает.

— Знаешь, мама, ты ведешь себя сейчас как подросток, — Вася цыкает. — В пятьдесят лет можно быть уже более трезвой и адекватной? Или ты все никак не хочешь взрослеть?

— Почему ты так со мной разговариваешь?

— Пытаюсь привести тебя в чувство! — повышает голос и резко поднимается на ноги. — Не понимаешь, что ли? Ты только хуже делаешь! Чего ты ждешь от отца сейчас? Он хочет развод, и мужики в такие моменты не будут терпеть все эти сопли-слезы!

— Ты на его стороне… — отступаю в шоке от дочери. — Ты все знала…

С раздраженным вздохом пропускает волосы сквозь пальцы и поднимает взгляд к потолку, намекая, что я утомила ее своей жалкой тупостью.

— Да, — она вновь пристально смотрит на меня. — Узнала около двух недель назад. Она ко всему прочему еще и залетела. В сорок шесть лет. Прикинь?

***

Продолжение книги читайте онлайн на Литнете:

“После развода. Мы стали чужими в 50”, Арина Арская ❤️

Я читала до утра! Всех Ц.