Маленькая девочка сидит на ступеньках и жадно жует кусок хлеба

Мелкий, противный дождь, капает на очки, сильно ухудшая видимость. Замечательная погода для первого декабря, ничего не скажешь. Зима, называется, наступила. Резкий ледяной поток охватывает ступню.

— Ай, — вскрикиваю от неожиданности. — Да что ж такое.

Едва сдерживаюсь, чтобы не заплакать от обиды и негодования. Это не зима наступила, а я в лужу наступила. Потому что не видно ничего, и фонарь около подъезда, как всегда, не горит. Район у нас такой «благополучный».

Кипя от раздражения, вхожу в подъезд и медленно поднимаюсь по лестнице. Очки, конечно же, сразу запотевают, но протереть стекла нечем — руки заняты ключами от квартиры и пакетом с продуктами. Доползу как-нибудь. Три этажа — и я дома.

— Ну что за идиотский сегодня день? Все валится из рук, ломается, случается! — сокрушаюсь шепотом.

Скорее бы добраться до квартиры и наконец выдохнуть. Так хочется поваляться с книгой на диване и просто отдохнуть, но даже такой малости меня лишают. Брат решил именно сегодня зайти на ужин. Готовить теперь придется.

Вижу неясную тень на лестнице и останавливаюсь. Свет от лампочки тусклый, и через мутные стекла все расплывается. Ставлю сумку на пол и быстро протираю очки, надеваю и вижу пред собой маленькую девочку, сидящую прямо на ступеньках и жадно жующую кусок хлеба.

На вид ей лет шесть-семь. Маленькая, худенькая. Серый свитер висит на ней, словно мешок, светлые волосы торчат в разные стороны, как у Домовенка Кузи из одноименного мультика. Не видела ее раньше, может, потерялась?

— Ты кто? — строго спрашиваю я.

— Я Катя Снегирева, — шмыгает и поднимает на меня свои огромные глазищи. — Мы переехали недавно в двенадцатую, — запихивает остатки хлеба в рот и указывает рукой на свою дверь.

— А я Евгения Огнева из десятой, — зачем-то отвечаю в тон ей.

Только сейчас до меня доходит. Раньше там жила Зинаида Руслановна, но недавно она умерла. Хотя когда-то говорила, что у нее есть дочь. Наверное, та и переехала в ее квартиру.

— Почему сидишь на бетоне? Холодно ведь, иди домой, — недовольно качаю головой. С детства всем девочкам втолковывают, что нельзя сидеть на ступеньках, а она…

— Не могу, — горестно вздыхает и опускает взгляд. — У мамы праздник…

Словно в подтверждение ее словам, слышатся пьяные голоса и звон бутылок. Ну это ни в какие ворота не лезет. Сами там развлекаются, а ребенок должен мерзнуть в подъезде?

— Ну-ка вставай, — говорю сердито, подхватываю сумку и иду наверх. — Сейчас разберемся.

— Не надо. Только хуже будет…

Не хочу даже слушать эти глупости. Девочка послушно поднимается, пропуская меня. Обхожу ее и нажимаю на кнопку звонка. Дверь почти сразу распахивается, и появляется какая-то женщина. Видимо, новая соседка. Лицо красное, взгляд поплывший и идиотская ухмылка на губах.

— А ты еще кто? — Меня едва не сносит тошнотворным запахом перегара. С трудом подавляю реакцию организма и сохраняю лицо.

— Соседка ваша из квартиры напротив, — рассматриваю мать Кати, ища хоть каплю здравого смысла. Но тщетно, он растворился в количестве выпитого алкоголя.

— И че надо, соседка? Выпить хочешь? — скалится та, обнажая неровные гнилые зубы.

— Как вам не стыдно, — набираю в легкие побольше воздуха, чтобы высказать все свое возмущение. — Ребенок мерзнет, пока вы там…

— А это не твое дело, — перебивает она меня. — Вот своих нарожаешь и будешь командовать.

— Ну это же не по-человечески!

— Катьку я не выгоняла, — хмыкает та и равнодушно пожимает плечами. — Нравится сидеть там, пусть сидит. А у нас новоселье.

— Кто там? Проблемы? — За ее спиной появляется фигура здоровенного мужика, похожего на борова. — Че надо?

Окидываю его брезгливым взглядом и понимаю, что лучше не связываться. Они пьяные, а сколько их там, неизвестно.

— Нет, ничего, — поджимаю губы и делаю шаг назад.

— Ну и все.

Дверь захлопывается перед моим носом. Замечательно. Вот и познакомилась с соседями. Оглядываюсь на ребенка. Стоит, опустив голову, и вытирает слезы рукавом, размазывая грязь по лицу. Ну, как ее бросишь одну в холодном подъезде?

— Кать, а хочешь пойти ко мне в гости? — улыбаюсь ей.

— А можно? — недоверчиво поднимает на меня глаза.

— Ну конечно, пойдем.

Что я творю? Зачем вмешиваюсь? Мало мне проблем? Но по-другому поступить просто не могу.

Открываю дверь и пропускаю девочку вперед. Включаю свет в прихожей и наконец стаскиваю с себя промокшие насквозь ботинки.

— Замерзла?

— Немного. — Катя зябко ведет плечами и растирает озябшие ладони.

— Кушать хочешь?

— Хочу… — кивает и как-то настороженно смотрит на меня.

— Только руки сначала помой и умойся, — показываю, где ванная, и ухожу переодеваться.

Быстро натягиваю домашние брюки, футболку и собираю волосы в хвост. Возвращаюсь на кухню, мою руки и открываю холодильник. Рассматриваю содержимое и с ужасом для себя понимаю, что мне в сущности нечем накормить ребенка. Сама я дома почти не питаюсь, а готовить впрок не для кого. Катя бесшумно садится за стол.

Ну, как говорится, на безрыбье…

— Яичницу или пельмени? — оборачиваюсь к ней.

— Пельмени.

Достаю кастрюлю, наливаю воду и ставлю на огонь. Раскладываю остальные продукты по местам и присаживаюсь за стол напротив Кати.

— Не грусти, все наладится, — ободряюще улыбаюсь ей.

Она кивает и косится на вазочку со сладостями. Бедный ребенок. Мне не жалко конфет, но портить желудок ни к чему, сначала надо поесть нормально. Но что с ней делать дальше?

Накладываю пельмени в тарелку и ставлю на стол. Катя сглатывает слюну и поднимает на меня глаза, словно ждет разрешения. Сердце сжимается от ее взгляда, а в голове не укладывается, как можно собственного ребенка довести до такого.

— Горячие очень. Как остынут, можешь кушать, — поясняю ей и отхожу к плите. — А я пока буду ужин готовить, у меня сегодня гости…

Ложка со звоном падает на пол, резко оборачиваюсь. Катя в растерянности смотрит на меня. Маленькая, худенькая, а глаза, как два огромных блюдца.

— Мне надо уйти? — Ее губы начинают мелко дрожать.

— Что ты, конечно нет. Сиди, сколько хочешь, — спохватываюсь я, только сейчас сообразив, что сморозила глупость. — Брат ко мне придет. Ужинать, — поднимаю грязную ложку и даю ей чистую. — Хочешь с ним познакомиться?

Неуверенно кивает. Тяжело вздыхаю и вновь возвращаюсь к плите. Господи, куда я лезу. Даже не представляю, как помочь этой девочке. Может, в опеку позвонить? Они, наверное, должны знать, что делать в таких ситуациях… А если ее заберут в детдом? Вряд ли там будет лучше. Нет, в опеку нельзя. Не хочу брать на себя такую ответственность за чужую жизнь. Надо найти другой выход. Нервно кусаю губы, придумывая хоть что-то, но как назло в голове ни одной стоящей идеи.

— Катюш, — разворачиваюсь к ней. — А твоя мама давно пьет?

— Давно, — вздыхает она и отправляет в рот последний пельмень. Забираю тарелку и ставлю в мойку.

— А папа твой где?

— Не знаю, я его не видела ни разу, — пожимает плечами. — Мама говорила, он ее беременную бросил.

М-да. Ситуация. Можно, конечно, попытаться у матери узнать хоть что-то об отце, но расскажет ли? Вряд ли…

— Чай со сладостями будешь? — резко меняю тему, хватит уже о грустном.

— Буду.

Наливаю в кружку негорячий чай и подвигаю к Кате вазочку с печеньем и конфетами. Широко улыбается и начинает с жадностью запихивать поочередно в рот, запивая чаем.

— Не торопись, — улыбаюсь и качаю головой. Смешная такая, только растрепанная. Причесать бы да заплести косы…

— Катька! — Истошный женский крик разносится в подъезде. — Ты где, дрянная девчонка? А ну иди домой!

Девочка вздрагивает всем телом и нечаянно переворачивает кружку на стол. В глазах застывает отчаянный ужас.

— Простите, — шепчет тихо. — Мне пора идти, — вскакивает на ноги, как ужаленная, и бежит к двери.

— Катя, подожди, — спешу за ней, но не успеваю перехватить. Она выскакивает в подъезд и хлопает дверью.

С трудом подавляю нелепый порыв пойти за ней. Куда? Зачем? Могу сделать только хуже. Без сил опускаюсь на пуфик и прячу лицо в ладонях. Я не знаю, что делать. А главное, надо ли что-то делать?

— Явилась! Где шлялась? — слышу зычный голос матери Кати и внутри все сжимается от страха.

— Наверху, — скулит девочка.

— Что ты там делала?

— Ничего. — Звонкий шлепок оглушает. — Ай.

Закрываю уши руками, не могу это слышать. Сердце разрывается на части, а из глаз ручьем текут слезы. Так нельзя! Неужели ей не жалко собственную дочь?

Вскакиваю с места и хватаюсь за дверную ручку, но так и не решаюсь выйти на площадку. Я не боюсь заступиться за девочку и получить всевозможные проблемы, я боюсь, что ей за это влетит еще больше. Та женщина неадекватна.

Закусываю губу и смотрю в глазок. На площадке больше никого нет. Сильный треск раздается на кухне. Подпрыгиваю от неожиданности и быстро соображаю, что к чему. Напрочь забыла про ужин!

— Черт, — бегу туда и осматриваю масштабы бедствия. Вода закипела и залила плиту. Могло быть и хуже… Выключаю газ и без сил опускаюсь на табурет. Из меня как будто выкачали всю энергию. Не могу готовить. Не в состоянии я сегодня.

Мысли плавно утекают к этой несчастной девочке. Судорожно ищу возможность ей помочь, но пока не нахожу. Жалко ее до ужаса, но что я могу сделать. Надо обратиться к кому-нибудь, кто разбирается.

Трель дверного звонка заставляет вздрогнуть. Нехотя поднимаюсь на ноги и плетусь в коридор. Смотрю в глазок — брат. Открываю дверь и сразу же оказываюсь в медвежьих объятьях.

— Привет, сестренка, — улыбается во все тридцать два. — С первым днем зимы тебя.

Такой довольный и счастливый, что аж зубы сводит.

— Привет, Кирюш, — вымученно улыбаюсь в ответ и выпутываюсь из тисков его рук. Пропускаю в квартиру и закрываю дверь.

— Что с настроением? — Он окидывает меня внимательным взглядом, от которого вряд ли укроется хоть что-то. Кирилл старше на десять лет, но по ощущениям на целую жизнь.

— Да нормально все… — бормочу себе под нос и виновато опускаю глаза. Как в детстве, когда хулиганила, а потом просила прикрыть перед родителями. Он всегда брал мою вину на себя и отдувался за нас двоих.

— Ага, нормально, а глаза на мокром месте. Что расстроило мою малышку? — снимает пальто и ботинки и идет в ванную.

— Соседи…

— Обижают?

— Нет, не меня.

Пока брат моет руки, собираюсь с мыслями, как рассказать обо всем, чтобы понял меня правильно. Скрывать не имеет смысла, возможно, Кирилл единственный, кто сможет помочь. Если захочет, конечно…

— Рассказывай, — выходит из ванной и проходит на кухню. Послушно следую за ним.

— Ты помнишь Зинаиду Руслановну из двенадцатой?

— Конечно.

— У нее есть дочь.

— Любка? Да, в моей школе училась. На пару параллелей старше.

— Она с дочкой переехала недавно в квартиру матери, — тараторю быстро, боясь сбиться и нервно ломая пальцы. — А сегодня я эту девочку встретила в подъезде.

— Ну и что? — Кирилл смотрит на меня настороженно, словно ожидая подвоха.

— Ну как что? — всплескиваю руками и начинаю расхаживать из стороны в сторону. — Холодно же, а она сидит такая несчастная на ступеньках, а эти там балаган устроили, — указываю на дверь и выдыхаю. — Все пьяные.

— Ты-то чего всполошилась?

— Жалко ее, а как помочь не знаю, — шумно выдыхаю и опускаюсь на табурет. В груди болезненно ноет.

— Жень, ну ты чего? — Кирилл поднимает мое лицо за подбородок, вынуждая посмотреть в глаза. — Там есть отец с матерью, сами разберутся.

— Да нет у нее отца, — громко всхлипываю я и отворачиваюсь, чтобы не видел моих слез. — Мать-алкашка только…

— А ты чем можешь помочь?

Он задает вопросы, которые я сама себе уже тысячу раз задала.

— Не знаю, может, как-то попытаться отца найти? — с надеждой спрашиваю я, преданно глядя ему в глаза.

— Имя его знаешь? — хмурится и задумчиво поглаживает свой подбородок пальцами.

— Нет, — расстроенно качаю головой.

— Ну а как? На кофейной гуще погадать? — Кирилл разводит руки в стороны. Не проникся моей бедой. Не понимает масштабы катастрофы.

— Не издевайся, — неприятно морщусь. — Лучше придумай что-нибудь…

— Хорошо, я попробую, но не обещаю.

— Спасибо, — порывисто обнимаю его и целую в щеку. Если Кир сказал, значит, обязательно сделает все, чтобы мне помочь.

— Так все. Успокаивайся. Утро вечера мудренее, — осторожно отлепляет меня от себя и ухаживает на табурет. — Завтра проснешься и все встанет на свои места, да? Тебе надо отдохнуть, совсем уже со своими книжками свихнулась.

Неуверенно киваю и закусываю губу. Может, он и прав. И все само по себе разрешится, а я просто слишком устала, чтобы адекватно оценивать ситуацию.

— Ой, а я же ужин не успела приготовить, — спохватываюсь я и подскакиваю на ноги.

— Печально, конечно, но как-нибудь переживу, — беззлобно улыбается Кирилл.

— Есть пельмени, — вспоминаю, как недавно кормила Катю.

— Давай свои пельмени.

Быстро ставлю на плиту кастрюлю с водой.

— Ты-то зачем пришел? — оглядываюсь на брата.

— У нас скоро намечается новогодний корпоратив.

— Что-то вы рано…

— Позже уже лютый аврал, не до гулянок.

— Понятно, — пожимаю плечами. — Я-то здесь причем?

— Я хочу, чтобы ты там тоже была.

Замираю на несколько секунд, пытаясь переварить услышанное, но отчаянно ничего не понимаю. Кирилл прекрасно знает, что я не люблю такие мероприятия и никогда на них не хожу.

— Зачем? — хмур спрашиваю его. Что-то мне это совсем не нравится.

— Тебе пора выбираться из ракушки. Ты же не видишь ничего за своими книгами. А жизнь проходит мимо.

Так я и знала, время моралей пришло. С тех пор, как погибли наши родители, брал взял надо мной негласное шефство и все время пытается направить на путь истинный. Только вот наше представление о нем не совпадает. Меня вполне устраивает моя жизнь, и что-то менять в ней я не намерена.

— Вообще-то я работаю, — недовольно фыркаю на него. И без того отвратительно настроение, ползет вниз.

— За три копейки в месяц. — Кирилл недовольно цокает и закатывает глаза. Ему сложно принять тот факт, что я работаю простым библиотекарем, хотя могла бы занимать высокую должность в его фирме.

— Ну и что. Зато это мои три копейки, — горячо возражаю, готовясь в очередной раз отбиваться вою позицию и принципы.

— А как же встречи с друзьями? С парнями? Ты вообще семью заводить собираешься?

— Кир, заканчивай, — упираю руки в бока и сердито смотрю на него, но не улыбаться не могу. — Давно ты в сваху превратился?

Я все понимаю. Брат просто переживает за меня. Кроме друг друга у нас больше никого нет. И я переживаю за него не меньше, но это же не повод заниматься сводничеством.

— Жень, не обижайся, — примирительно тянет ко мне руки. Подхожу, позволяя себя обнять. — Я просто хочу помочь.

— Ты сначала сам женись, — обреченно вздыхаю и утыкаюсь ему в плечо.

— Обязательно, — расплывается в довольной улыбке. — Так ты придешь?

— Я подумаю, — сдаюсь, чтобы не расстраивать его. Конечно, никуда я не пойду. Нет у меня ни времени, ни желания на подобные мероприятия.

Громкий стук в дверь нарушает идиллию. Вздрагиваю от неожиданности и смотрю на брата.

— Кто это? — хмурится он.

— Не знаю, — почему-то шепотом отвечаю я и ощущаю, как колючие мурашки бегут по позвоночнику.

— Открывай, соседка, — раздается грубый мужской голос. — Ты что с девчонкой сделала?

***