– Марина, я имею право отдохнуть? – муж поехал на корпоратив в сауну

– Да не неси ты чушь, Вик, – раздраженно двигаю чашкой со свежеприготовленным салатом для мужа, – все там нормально. Саша скоро должен прийти домой.

Истерика подруги подстегивает расшалившиеся нервы. И так как на иголках, еще она подливает масла в огонь. Зараза такая!

Комкаю льняную салфетку, сжимаю в кулак. Грубая ткань царапает кожу, натирает ранку. Поранилась так не кстати. Вот же черт возьми!

– Марин! Сними розовые очки. Точно говорю, они едут в сауну. Всем составом!

– С чего ты взяла?

– У секретарши выведала. Думаешь зря я ей духи таскала.

– Все, – теряю терпение. – Не хочу слушать. Я Саше доверяю.

– Ну и сиди там как идиотка, – взвизгивает Вика, – а я поеду туда. Еще я своего Зенина всяким потаскухам не отдавала. Лечись потом…

– Мне пора, – жестко пресекаю беседу, – пока.

Вот всегда она так. Накрутит и с ума сходит. И меня тоже сводит. Каждый раз, когда у мужей крупные совещания, Вику разбирает. На пену исходит, бесится страшно. Не сомневаюсь. Она поедет и вытащит своего Зенина за уши. Уж это будьте любезны.

А я нет. Гордость не позволит.

Как всегда, звонок дал свой результат, начинаю планомерно заводиться.

Мой муж мечта любой женщины. Двухметровый красавец, безопасник с высокой должностью и всеми соответствующими вытекающими. А я при нём. Вот так.

Нет, я далеко не дура, тоже кое-что умею, но Саша обеспечивает тыл семьи надежно и достойно. Только есть нюанс. С тех пор, как его повысили он год не может остановиться. Совещания, встречи с высокими чинами, поездки и командировки и так далее.

Черт бы побрал это повышение!

Вроде бы нет прямых доказательств, но я кожей ощущаю, как неуловимо меняются наши отношения. Восемнадцать лет брака позади. Неужели?

Противная дрожь липнет. Стряхиваю с плеч, бесполезно. Сквозит и впивается глубже. А вдруг правда? А? Что мне тогда делать?

Закрываю ладонями уши и крепко зажмуриваю глаза. Не вижу, не слышу. Проваливаюсь в вакуум.

Только вышвыривает оттуда быстрее обычного. Лупит с размаху о суровую реальность. Нет, так невозможно. Ну … Вика …

Тянусь к телефону. Тупо смотрю в экран. Позвонить? Нет?

А если правда? Вопрос пульсирует в мозгах незаживающей рваной раной.

Давай, Марина, признайся. Ты боишься набрать мужу лишь потому, что все может оказаться так, как в страшном сне не придумаешь.

Роняю голову на стол. Из волос вылетает заколка, тяжелые волны падают на поверхность, неприятно потянув кожу. Господи, я столько бежала от сомнений, столько закрывала глаза при любых опасениях, убеждая себя, что все глупости.

Сердце впервые екает сильнее обычного.

Звоню.

Никто не берет трубку. Как заклинившая, нажимаю на вызов вновь и вновь. У меня бывает такое, одолевает тупое упрямство, и я начинаю творить необъяснимое.

Не знаю сколько пропущенных у мужа высвечивает. Не считаю. Продолжаю жать бесперебойно, пока в мембране не раздается раздраженное «алло».

Первая реакция – выдохнуть. Ничего не случилось. Вот он на проводе живой и здоровый. Секундное успокоение длится ровно до того, как в трубку летит оглушительный женский визг и отчетливо слышатся всплески воды.

– Саш …

От растерянности не знаю, что спросить дальше. Из меня будто кишки выпустили. Опустошение и варварское разорение.

– Что?

– У тебя же закончилось совещание?

– Да.

– А где ты сейчас?

– В сауне.

Односложные равнодушные ответы шокируют. С каких пор он так со мной разговаривает? Где начало долбаной точки отчета разрушения, м? Тело перехватывает беспощадной дугой затыка. Блокировка не дает нормально двигаться и дышать. Тем не менее старательно выговариваю вопросы.

– С кем? Зачем? Я не понимаю.

Громкая музыка врывается в наш разговор и давит слышимость сильнее. Разгульный голос поет в караоке про угонщицу.

Я ждала тебя, так ждала. Ты был мечтою моей хрустальною. Угнала тебя, угнала ….

Как же она надрывается. Отчаянно и победно. Такое ощущение, что поет она именно Саше, потому что музыка неприлично громко звучит в мембране. Ужасно. Все ужасно!

– Марин, дома поговорим. Скоро буду.

– Саш, подожди! Почему там женщины? Что происходит?

– Ничего. Я имею право отдохнуть? Нет? Я устал, Марин. Хватит пилить мозг. Сказал, сейчас приеду. Все.

В груди холодеет и жжется. Не нахожусь с ответом. Трубка выскальзывает из рук и падает на пол. Сквозь слезы наблюдаю, как экран заплывает яркими пятнами. Он разбился, как моя жизнь сейчас. Вдребезги.

Мой Саша там. С женщинами.

Это … это как?

Не понимаю, как падаю со стула на пол. Тело в миг делается ватным, непослушным. Рассеянно поднимаю руки, трогаю лицо и не чувствую правую сторону. Она онемела.

Встаю на четвереньки, пытаюсь подняться. Стены кухни кружатся, ломаются. Господи, мне плохо. Мне так плохо сейчас. Дотягиваюсь до трубки. Нет, скорую не вызвать. Сломался намертво, а стационарного в квартире нет.

И меня вырубает. Проваливаюсь в страшную темноту.

В себя прихожу от настойчивого звонка. С трудом фокусируюсь на настенных часах. Одиннадцать дня. Одиннадцать!

Добредаю до двери. С трудом отмыкаю замки. На пороге хмурый взъерошенный муж. Стоит, опираясь на стену плечом. Он злой, невыспавшийся и бесконечно чужой теперь. Руки в карманах, на запястье болтается огромный пакет. Из кармана торчит служебный галстук.

Саша входит в квартиру, оттесняя меня дальше. Выуживает из картонного мешка длиннющую норку. Небрежно, грубо накидывает на плечи и разворачивает к зеркальному шкафу.

– Без выяснений сейчас, хорошо? – напряженно смотрит в глаза. – Извини за вчерашнее. Это компенсация, – безразлично бросает и проходит в спальню.

– Издеваешься? – хриплю, впиваясь побелевшими пальцами в мех. – Ты с кем был? Такие теперь твои совещания?!

– Да. Все? А теперь можно я посплю и потом мы поговорим?

Иду за ним так и не удосужившись стянуть манто.

Мой муж безмятежно спит поперек кровати.

С ненавистью стаскиваю шубу и топчу ее ногами.

– Мам, а что у вас все валяется? – сын недоуменно косится брошенное манто у порога квартиры.

– Вот так, – развожу руками.

– А отец где?

Неопределенно пожимаю плечами, направляясь на кухню.

У меня жесткое табу. При сыне никаких эмоций. Он не должен ничего знать о наших проблемах. Ничего и никогда. Поэтому собираю волю в кулак, веду себя как ни в чем не бывало. Лишь крайний случай заставит изменить своему мнению.

– Уехал на работу.

– Так выходной же, – удивляется Даня.

– Да? – спотыкаюсь на входе в кухню. Точно. Даня же в увольнительную прибыл. Стрела застревает между лопаток. Безжалостно протыкает легкие, выпуская кислород стремительно и быстро. Мне хочется растянуть себе уголки рта руками, чтобы сменить выражение отчаяния от ситуации на что-то более удобоваримое. – Значит, он решил поработать, – не своим голосом вещаю, как механическая кукла.

– Ладно, ма, я поговорить приехал. Это насчет Маши.

На негнущихся ногах прохожу к стулу. Будто ломаясь на части, неловко присаживаюсь. Нехорошие предчувствия жмут, как маломерные туфли в многокилометровом походе.

– Что с Машей, Дань?

– Мам, я в Питере другую встретил, – опускает глаза, – так вышло. А с Машей все.

Роняю лицо в ладони. И что теперь делать?

Они год были вместе. Год! Маша с Даней после окончания первого курса поехать должна была в северную столицу, а теперь как?

– Так у вас же свадьба планировалась.

– Ну вот так, – бледнея, разводит руками сын.

Боже мой, мы же хорошо знакомы с ее родителями. Они приданное собирают … Все в лучших традициях. Ранний брак, согласна, но уперлись и все тут. Любовь и все такое.

Ох, мама. Если жизнь стрелять начинает, то лупит залповым.

– Кого, Дань? Кого ты там встретил?

– Самую лучшую.

Мгм. Ясно …

Непрерывно смотрю на сына.

Даня копия отца. Такой же плечистый и красивый до одури. С шестнадцати лет сносит головы напрочь. Все до крошки подобрал. Выправку, горделивую осанку. Спорт дал о себе знать. Данька в сегодняшние почти девятнадцать выглядит, как олимпийский бог. Взрослые тетки слюной исходят, не то, что девочки. И котище получается такой же.

– Я знаешь что? – виновато смотрит. – Поеду к Машке поговорю, а потом уеду. Не обижайся, ладно? Клянусь, что на следующих выходных точно на пару дней останусь.

Киваю. Лучше будет, если Даня и правда уедет. Не нужно ему смотреть на нашу ссору с отцом. Это как минимум, а как максимум … Эх!

– Как ее зовут?

– Потом, мамуль. Я поехал? Не обижайся, – улыбается, как чеширский кот. Глаза горят, как у больного фанатика. Тянет его к новой своей. Вижу. – Мам, спасибо, ты лучшая. Пока! Я позвоню.

– За что спасибо?

– За то, что не кричала.

– М-м-м. Позвони, Дань. Я волнуюсь о тебе.

– Конечно. О чем ты, ма. Наберу.

Машку жалко. Я же ее предупреждала до того, как решили пожениться. Мягко говорила, что торопятся. Уперлась и знать ничего не желала. Хорошая девочка ведь, а вот как все вышло. Все наперекосяк. Ладно, сами разберутся. Мне бы в своей жизни порядок навести.

Тихо хлопает дверь. Полетел мой птенчик. Залипаю на стену, сижу безвременно. Мысли текут, как ручей. Мощно, путано и полноводно. В голове кавардак.

Тупо внутри и холодно.

Поднимаюсь, бреду в ванную. Сбрасываю хламье, встаю перед зеркалом, безразлично себя рассматриваю. Мне тридцать восемь. Выгляжу неплохо, несмотря на ужас последних полтора суток. Только волосы грязноватые и мешки под глазами по кулаку. А так-то ничего. Горько усмехаюсь, больше ничего не остается. Хорошо, что передумала грудь делать, не поддалась уговорам Суворова, а то бы металась сейчас перевязанная.

Иду под душ, включаю ледяную воду. Тело получает шоковую терапию. Скукоживается и медленно леденеет. Ох, боже, как же мне холодно.

Неужели он спал с кем-то из них, м? Ответа на вопрос я так и не получила. Трогал чужую? И сколько их было в его жизни? Ну сколько? Или не было?

Да не может быть. Быть в сауне с развязными девками и не воспользоваться?

А если да …

Остервенело намыливаю мочалку. Тру тело докрасна. Еще немного и кожу сдеру. Лью щедро жасминовый гель, тщательно моюсь. Хочу выдраить липкость мыслей, что роятся не переставая. Купаюсь, пока скрипеть не начинаю. Что я смываю с себя, м? Опасения? Подозрения? Ох, тут сколько не три ничего не получится, потому что меня сжирает ревность и болючая злость.

Я знаю, что делать.

Укладываю волосы, наношу макияж, а потом сую в пакет ненавистное манто. Плата мужа за бессонную ночь, что разрушила нашу семейную жизнь. Там же нахожу чек на большую сумму.

Ха! Ясно.

Дорого оценил нервы надоевшей жены. Шубейка за пол-ляма должна была порадовать, но не вышло.

Наползает на лицо горечь, а я во рту привкус чувствую. Не поскупился на откуп паразит мой.

Швыряю мех на заднее сиденье и на большой скорости вылетаю из двора. Нагло вклиниваюсь в поток, игнорируя возмущенный звук клаксона.

Да пошли все к черту!

– Девочки, у меня возврат.

– Что случилось? – вежливо улыбается консультант.

– Не подошло по цвету. Муж прогадал.

– О, как жаль, – огорчается девушка, – может замена товара?

– Возврат! – безапелляционно припечатываю.

– Да, конечно, – бормочет, сохраняя приклеенную улыбку, – просто господин Суворов так старался.

– Без комментариев.

Обрываю резко, хотя не в моих правилах осаждать людей. На самом деле все просто. Не способна выслушивать, как, мать его, господин(!) Суворов выбирал компенсацию за свое предательство. Коряво заполняю бланки, дожидаюсь возврата суммы и еду в управление к мужу.

Пока еще мужу.

Саша на самом деле в кабинете.

Работает.

– Марина, – низкий голос улетает в потолок.

Уставший взгляд бесстрастно сопровождает мои дерганные действия. Я взвинчена до предельного предела. Вдавливая шпильки в пол, резво иду, не разрывая зрительного контакта.

Суворов откидывает ручку в сторону, влипает затылком в мягкий подголовник, наблюдает. На безмятежном лице ни капли вины. Словно вчера ничего не было. В том числе чертовой «угонщицы» тоже.

Сволочь ты, Саша. Всю жизнь я тебя люблю до одури. С семнадцати лет как на бога смотрю. А ты? А ты-ы?!

Внутри кричат эти слова, кровью через кожу выходят. Не прощу. Никогда не прощу.

Швыряю на стол пачку денег. Не делая пауз, быстро говорю, глядя прямо в глаза.

– Деньги. За манто. Саш, я хочу развод.

– Маринка, ты рехнулась? Какой развод?

***