Я хотела помочь попавшей в беду сестре и ее сыну. А в итоге попала сама

Первая глава из любовного романа “Чужой портрет”, Мария Зайцева. Семейная драма о помощи сестре с больным ребенком. Книга довольно эмоциональная, жизненная, местами я даже плакала. Очень рекомендую!

— Ты зачем приехала, Марусь? — голос Ланки полон усталости и раздражения.

Я молчу.

Переминаюсь на пороге, стискиваю дорожную сумку сильнее.

Да уж… Не на такую встречу я рассчитывала, конечно… Хотя, с другой стороны, чего ожидала-то, свалившись на голову дальней родни, внезапно и без предупреждения? Но все же, наверно, другого, да.

Мы с Ланкой были двоюродными сестрами, в детстве каждое лето проводили вместе. Она с мамой к нам приезжала на все три месяца, оздоравливаться, дышать морским воздухом…

И мы дружили…

И переписывались даже. Правда, последние пять лет общения не было, тетка моя умерла, а Ланка вышла замуж и сменила место жительства, только один раз в соцсетях написав свой адрес и телефон.

Я звонила по этому номеру и писала ей сообщения, но ответа больше не было. А сама соцсеть говорила, что Ланка уже три года туда не заходила… Так что ничего я особенного не ждала от встречи, пожалуй… Наудачу приехала…

И вот теперь стою, словно бедная родственница, переминаюсь с ноги на ногу… И обтекаю.

Ланка смотрит с напряжением, периодически оглядывась назад, в полумрак коридора, нервничает.

— Я… В гости… — растерянно отвечаю я, понимая, что все зря. И приехала зря, и воскресить наше общение тоже зря пытаюсь.

Нет уже больше той веселой, солнечной Ланы, Светланы, Светы, что бегала со мной по кромке прибоя, задыхаясь от смеха. Передо мной стоит усталая женщина, с серым от недосыпа лицом, в растянутой футболке такого же серого оттенка. И видно по ней, что явно я не к месту…

И я бы ушла, правда ушла бы… Но некуда.

Последние деньги я потратила, чтоб добраться сюда, в этот город, и теперь только на вокзале ночевать.

— О гостях предупреждают, Марусь, — устало отвечает Ланка, и, поколебавшись, отходит в сторону, давая мне возможность пройти, — заходи.

— Спасибо… — я пользуюсь приглашением, разуваюсь в прихожей, оставляю сумку и иду в комнату.

Оглядываюсь по сторонам. Двухкомнатная хрущевка, ничем не отличающаяся от миллионов других таких же, телевизор, диван, стенка. И дверь в другую комнату, закрыта.

— Садись, — кивает Ланка на диван, — чаю хочешь? Ты прости меня, я что-то… По телефону сейчас говорила, разговор неприятный, а тут ты… Прости…

Последнее слово она произносит с легким выдохом и улыбается, на мгновение становясь чуть-чуть похожей на ту прежнюю Ланку, что освещала своей улыбкой все вокруг.

Что с ней случилось? Почему она погасла?

— Ничего, Лан, я понимаю, что я… Не вовремя… Просто ты не отвечала по телефону, и в соцсетях, вот я и…

— Ой, да я сто лет назад пароль потеряла ото всего, — машет Ланка, — когда телефон посеяла… И номер сменила тогда же… Ну ладно, ты-то как? Чего сюда?

— Я… Понимаешь, у меня тут обучение… — я начинаю путанно объяснять причины своего приезда именно сюда, в город, где родилась и выросла моя мама, но Ланка слушает невнимательно, постоянно оглядывась на закрытую дверь.

И я умолкаю, тоже глядя в том направлении.

Потому что дверь чуть открывается, и на пороге появляется маленький, лет четырех примерно, мальчик…

Он смотрит на меня, щурясь удивленно, и неожиданно улыбается.

И я с восторгом изучаю такие знакомые ямочки на щеках, озорную прореху в передних зубах и веселый прищур.

— Вальчик, — зовет его Ланка, — иди, познакомься с тетей Марусей.

И я вижу, как мальчик идет ко мне, медленно переставляя странно искривленные ножки и покачивась неуверенно при ходьбе.

На последних шагах он не удерживается и падает. Прямо мне на руки.

Ловлю, тяну к себе, сажаю на колени, аккуратно, постоянно посматривая на Ланку. Но она не возражает, а значит, я не наврежу, если посажу и обниму.

— Привет, — говорю я, придерживая тонкокостную фигурку Вальчика, — а ты у нас Валентин, да?

— Да, — кивает он серьезно, — а ты кто?

— Я — сестра твоей мамы, тетя Маруся.

Он смотрит на меня, внимательно, серьезно, совсем не по-детстки, и я теряюсь под этим пронзительным взглядом.

Вальчик проводит ладошкой по моей щеке и сообщает:

— Ты красивая.

— Ты тоже, — улыбаюсь я.

Я смотрю на него, перевожу взгляд на Ланку, и она пожимает плечами:

— Вот, как-то так, Марусь…

— По диагнозу — врожденная патология… Но я уверена, что родовая травма, — Ланка крутит ниточку от пакетика с чаем, самым простым, самым дешевым, резко пахнущим отдушкой манго.

Мама обычно сама делала чайные сборы. И после ее смерти их так много осталось, лет на десять хватит… Хватило бы.

Мы сидим на маленькой кухоньке, с чистеньким, но очень старым гарнитуром, сбоку тарахтит ветхий холодильник, периодически принимается биться в припадке стиральная машинка… Короче говоря, обычный быт небогатой семьи.

Мой до недавнего времени мало чем отличался, хотя… Хотя у меня был дом. И в этом доме — большая, двадцатиметровая кухня, в которой мы с той же Ланкой, было дело, танцевали даже когда-то…

Я вспоминаю, какая она тогда была: веселая, летящая, искрилась буквально. Я каждый год с нетерпением ждала их с тетей Мариной приезда, точно зная, что именно тогда начнется настоящая жизнь…

Ланка тяжело вздыхает и двигает мне вазочку с печеньем:

— Вот… Извини, магазинное… У меня совсем нет времени печь… А помнишь, как мы с тобой пекли торт?

— Ага… — улыбаюсь я, с готовностью подхватывая легкую тему про наше общее счастливое прошлое, — и сожгли его… Мама ругалась…

И замолкаю, осекаясь.

Ланка опять вздыхает, видно, тоже вспомнив мою маму.

— Долго лежала она? — спрашивает тихо.

— Полгода, — говорю я, — врачи говорили, это мне повезло… Могла и дольше лежать…

— Твари, — отворачивается Ланка, — все твари вокруг…

Встает, подходит к окну, смотрит на серую весну, особенно неуютную в этом регионе, мокрую и с противными, пронизывающими ветрами.

— Ты прости, что я так… Пропала… — глухо говорит она, — просто сначала мама… Я как-то потерялась после… А потом встретила Сергея… И показалось, что нашлась… Замуж вышла, квартиру взяли в ипотеку… Забеременела, родился Валька… Жизнь, знаешь, шла как-то и шла… А потом взяла и кончилась.

Я смотрю на ее худые плечи, обтянутые серой футболкой, и смаргиваю непрошенные слезы, пока их не стало заметно.

Ланка всегда была очень сильной, и сейчас моя жалость и сочувствие ей явно не нужны.

— И что? Никаких вариантов? — аккуратно спрашиваю я, — он же… Ходит…

— Понимаешь, если бы сразу заметили… — тихо и безжизненно отвечает она, — но у таких маленьких вывихи диагностируются не всегда, а я же ничего не понимаю в этом!

Голос ее срывается, плечи вздрагивают, и я тянусь непроизвольно вперед, чтоб обнять.

Но Ланка передергивает плечами, и моя рука опадает, так и не успев дотянуться.

— Сложные роды, — говорит она, — сутки почти… Я орала, просила прокесарить, но они твердили все, что сама рожу… Я плохо помню, понимаешь? И никого рядом из родных… Сергей, он… Не важно. Короче говоря, я в себя только пришла на третьи сутки… В реанимации, живота нет, шрам есть… Когда начала спрашивать, сказали, что с ребенком все нормально… Принесли, когда в палату перевели… Знаешь… Он не плакал даже. Смотрел на меня, серьезно так… Словно уже все-все про меня знает…

Ее голос теплеет, а я улыбаюсь.

Племянник в самом деле очень серьезный парень. И да, взгляд такой, пронзительный, словно реально все знает…

— Когда выписали, все как обычно… Патронаж, осмотры… Никто ничего, понимаешь? Никто! Ничего! Это сейчас я все по этой теме знаю, а тогда… Тогда я замотанная была. Вальчик болел, плакал все время, то животик, то сопли, то зубы, то питание не подходит, весь коркой покрывается… Короче, ни одного дня из этого первого года я не помню. Сергей, он… Работал… И тоже уставал. А я дома. Типа отдыхала.

Она усмехается уже даже не обиженно, а устало.

И я думаю о том, что верное слово в голове моей возникло сейчас.

Здесь все, в этой квартире, усталое. Старая кухня, продавленный диван, допотопный холодильник, коврики в прихожей и хрусталь в стенке. И Ланка тоже. Хроническая усталость, от которой даже шевелиться не хочется.

И только Вальчик, несмотря на все невзгоды, кажется лучиком света в этом сером мороке усталости.

— Ну, а потом он должен был начать ходить… И не начинал никак… А еще медсестра на участке сменилась и забила тревогу…

Ланка долго, со всхлипом, вдыхает и выдыхает…

Затем поворачивается, и глаза ее вообще сухие. Красноватые, воспаленные, но слез нет совершенно.

— Короче говоря, такие диагнозы редкость. Запущенный вариант. И теперь только замена суставов. А это порядка двух миллионов. В Израиле. И делают эти операции детям до пяти лет примерно, а потом уже поздно… Так что у меня есть еще год, чтоб найти нужную сумму.

— Но подожди… — я пытаюсь собрать мысли в кучу, что-то сообразить, — но есть же госпрограммы… Фонды всякие, наконец…

— Под госпрограмму мы не подходим, — Ланка морщится, — там… Долго объяснять, короче говоря, не подходим. А в фондах… Меня там в лицо уже знают… Поставили в очередь… Пока все. Время идет, Вальчик растет… Я работаю сейчас на двух работах, но неофициально. Сама понимаешь, мне постоянно надо с ним быть, отпрашиваюсь, подменяюсь… А официально-то меня на больничный отпускать должны… Кому это надо?

— Я… Лан, если бы я знала… Я бы помогла… Но у меня ничего не осталось… Дом пришлось продать, чтоб маме лекарства оплачивать… А больше у меня ничего и нет…

Мои слова звучат жалко, я понимаю это, но Ланка неожиданно опускается передо мной на колени, обнимает порывисто:

— Марусь… Спасибо тебе! Я не буду говорить, что отказалась бы… Не отказалась бы. Спасибо за то, что предложила. Это уже так много!

Мы с ней сидим пару минут в таком положении, словно в детстве, обнявшись и запрятавшись от всего мира под одно одеяло…

И одновременно вздрагиваем, когда открывается входная дверь, и на пороге появляется высокий мужчина.

Наверно, это и есть тот самый Сергей, который…

***

Продолжение книги читайте онлайн на Литнете:

“Чужой портрет”, Мария Зайцева ❤️

Я читала до утра! Всех Ц.